В чем феномен белорусского протестного искусства?

После прошлогодних выборов в Беларуси начался небывалый креативный бум. Не имея возможности открыто выражать свои политические настроения, белорусы стали активно выплескивать эмоции в постерах, рисунках, музыке и других формах протестного арта. Многие работы узнаваемы и любимы в народе. В то же время зарубежные галереи открыли свои двери для белорусских художников и художниц.

Какие тенденции в белорусском искусстве наблюдаются сегодня и как о нем будут рассказывать искусствоведы будущего? Газета «Белорусы и рынок» собрала мнения людей, сопричастных к этому явлению.

Антонина СТЕБУР, исследователь, куратор выставки «Кожны дзень»:

— В 2020 году белорусское искусство стало эгалитарным: язык и инструментарий искусства перестал быть исключительно делом работников культуры. Произошел социальный взрыв, и мы увидели, как по всей стране люди начали эффективно пользоваться художественным языком. Искусство вышло на улицы и стало языком протестующих. Непрофессиональные художники, часто без специального образования и даже без опыта посещения больших музеев, стали использовать инструментарий искусства. Так они выражают свое несогласие, отстраняют себя от официального языка, который сегодня, кажется, не способен отразить реальность происходящего.

Кроме того, у искусства есть механизмы солидаризации и практики сопротивления. Прекрасный пример — «Вольный хор», объединивший людей, для которых пение в публичных местах стало средством выражения их политической позиции. В хоре нет иерархии, нет ярко выраженного соло, более того, практически любой может присоединиться к поющим. Это совместное высказывание — петь вместе и сопротивляться вместе. «Вольный хор» — это очень сильный символ протеста.

Вторая особенность заключается в том, что и в работах профессионалов грань между искусством и неискусством очень тонкая. Например, в работе «Я/Мы президентка Республики Беларусь», работницы культуры и активистки зачитывают инаугурационную речь, чтобы оспорить невозможность женщины быть президентом страны. Создательницы маркируют работу не как произведение искусства, а как гражданское высказывание. Для них важно, чтобы это было прямым политическим высказыванием, без возможности эстетизировать его.

Еще одна тенденция внутри белорусского протестного искусства — солидаризация. Ряд художников работают с конкретными локальными сообществами, частью которых являются сами: они создают структуры заботы или пространства поддержки протестующих. Здесь в качестве примера можно вспомнить работы Надежды Саяпиной. Она провела в заключении 15 суток. В проекте «Кукольный домик» Надя предоставляет своим сокамерницам пространство для высказывания, обсуждения, переосмысления опыта заключения, но это и пространство заботы, сестринства, «слабых» тактик сопротивления.

Другим примером может быть практика eeefff, когда художники в своем протестном дворе провели воркшоп «Музей будущего».

И, наконец, последняя особенность, мне кажется, связана с долгосрочностью протестов. Постепенно становится понятно, что борьба за права и свободы никогда не может быть окончена. Мы никогда не сможем существовать вне политики. Всегда придется задаваться вопросами: чьи права ущемлены? чьи голоса не слышны? как работают политические структуры? Иными словами, мы теперь думаем о политике не как о одноактном жесте — прийти проголосовать, а как о постоянной работе.

В искусстве это выражается в том, что многие художники отказываются от «героического» акционизма в пользу долгосрочной работы с сообществами. Здесь примером может быть перформанс Ульяны Невзоровой. Она провела акцию в минском метро: развернула плакат с надписью «Этот плакат может стать причиной моего задержания». Художница молча стояла среди самых разных людей — разных по возрасту, социальному статусу, политическим взглядам. Мне кажется, это тоже очень сильная работа, и она войдет в историю белорусского протестного искусства.

Алексей КУЗЬМИЧ, художник­акционист: 

— Протестное искусство является важным инструментом культуры в борьбе против иерархических авторитарных систем, в смене жестких политических режимов. Оно создает необходимые образы и смыслы, воодушевляет гражданский протест, придает силы сопротивлению. Вместе с тем такое искусство, в классическом своем проявлении, обычно лишено глубокой рефлексии и редко несет в себе серьезную эстетическую и концептуальную нагрузку.

Думаю, основной пласт работ белорусских художников, относящихся к протестной тематике, можно охарактеризовать как оружие агитации. Для художника это узкий сегмент, ограничивающий его рамками активистского поля. Минус такого искусства в том, что оно зачастую замыкается на самом себе, не идет дальше простой пропаганды одной власти против другой и в конце концов начинает служить одной из противоборствующих сторон. И это плохо в первую очередь для наследия художника: если в будущем искусствоведы будут упоминать его искусство как инструментализированный объект, в контексте войны культур, точнее войны идеологий. Полезность для протеста, сопряженная с идеологической ангажированностью, не идет на пользу искусству, которое, являясь в первооснове Абсолютом свободного мышления и действия, противостоит морали и подчинению.

С волной революционной эйфории протестное искусство и вовсе приобрело явный конъюнк­турный вектор, став явлением моды и маркером приобщенности к прогрессивному большинству. Местами это искусство приобретает явную религиозную форму, возводя политических лидеров оппозиции в ранг новых святых и создавая иконостас сакральных образов протеста. Вместе тем такому подходу не хватает самоанализа. Начинают обсуждаться любые проявления критической мысли по отношению к созданным иконам, инакомыслие подавляется, рецензентов записывают во враги. Поэтому логично, что в протестном искусстве появляется альтернатива, художники которой не чураются критически пройтись по квазисвятыням (с их точки зрения) оппозиции, но все так же продолжают бороться с диктатурой авторитаризма и автократии. Альтернатива в альтернативе. Моя работа, которую можно отнести к этому направлению, — видео «Я пратэстую», которая подверглась цензуре и агрессии обеих противоборствующих политических сторон.

Думаю, в истории искусства останутся те работы протестной тематики, которые связаны с фундаментальной глобальной миссией современного искусства — исследованием границ, форм и времени, его физических и феноменальных контекстов, которые ставят под сомнение саму повседневность и культурную данность, если угодно. И это должно быть сопряжено с мировой проблематикой, а не замыкаться на локальной форме. Вообще, серьезного художника отличает от любителя способность связывать контексты и выходить за пределы местечковости. Дерзко и нагло выбивать с треском дверь в пространство общемировых страниц истории с приставкой «арт». А если нужно, то и перешагнуть эту приставку. В этом эксперименте и заключается подлинное искусство, которое само по себе является перманентным развитием.

Алексей БОРИСЕНОК,
куратор выставок и исследователь:

— Одна из особенностей протестного искусства в Беларуси 2020—2021 — массовость и стихийность. До выборов и после каждый день появлялись новые акции, перформансы, граффити, плакаты, постеры, художественные работы. Так, например, рисунок Антонины Слободчиковой стал символом объединенного штаба. Образ Евы с арестованной картины Хаима Сутина стал одним из символов своеволия протеста. Хор у филармонии и акции художественного сообщества «Не рисуй, бастуй!», «Искусство режима» у Дворца искусства, а также в Бресте и Витебске — все это стало важными жестами солидарности и протеста. При этом их отличает высокий уровень исполнения и художественной выразительности: анонимные уличные плакаты и листовки часто более острые и выразительные по сравнению с плакатами профессиональных художников.

Мне также кажется, и, возможно, для меня это главное, что искусство играет феноменальную роль в создании аффекта солидарности. Когда на улицах и на демонстрациях нет политического монолога, то визуальный язык и аффект песни, ритмичность позволяет людям видеть друг друга и иметь пространство разделяемого и общего. В этом большая заслуга искусства. Вспомните, какую реакцию вызвал восстановленный мурал Диджеев Перемен 8 мая! 

Думаю, что в будущем будут много писать о феномене протестного искусства в Беларуси. И хочется отметить, что под протестным искусством мы должны понимать очень разные вещи. Это, например, новое издание газеты «Вожык», которое отвечает острой карикатурой на сегодняшние события. Но у нему же отнесут и художественные работы, которые, на первый взгляд, не являются политическими. Все искусство, которое учит нас видеть, смещать акцент, развивать воображение, вскрывать устройство, фиксировать историю и преодолевать травму, будет рассматриваться как политическое. Исследователи будущего будут пытаться объяснить: почему искусство стало таким распространенным и доступным способом выражения политической позиции? как искусство оказалось разделено языком и пространством? как оно связано с солидарностью и заботой, с разными формами сопротивления — забастовкой, отказом, саботажем?

Мне кажется, будут тщательно анализироваться стратегии такого искусства — индивидуальные, хрупкие, коллективные, образовательные, как они репрезентовали насилие и помогали распространять информацию, агитировать. Важным аспектом будет роль искусства в создании особого революционного времени — когда сценарии будущего проигрываются уже сейчас, сегодня. Поэтому, возможно, в памяти останутся дворовые флаги, плакаты и мемы, перформансы «Вольного хора», но не потому, что это реально самые важные проявления протестного искусства, а потому, что так работает память. Это практики, за которые люди были готовы жертвовать своей свободой.

Кроме того, практики такого рода создают полифоническое пространство, в них материализуется солидарность и поддержка, они создают пространства, которых так не хватает белорусам, — публичные, самоуправляемые, без власти и бюрократии.

Читайте нас в: