Андрей ВАРДОМАЦКИЙ: Защитный рефлекс белорусского истеблишмента велик как никогда

Белорусская социология, как и все общество, переживает непростые времена.

Своим мнением о происходящем в Беларуси с газетой «Белорусы и рынок» поделился патриарх белорусской независимой социологии глава лаборатории «НОВАК» доктор социологических наук, профессор Андрей ВАРДОМАЦКИЙ (Варшавский университет).

— Если обратиться к примеру Лаборатории «НОВАК», которая существует на белорусском рынке почти 30 лет, был ли когда-либо за все время существования не только «НОВАКА», но и всей независимой белорусской социологии, период, подобный тому, который она переживает сегодня?

— В истории «НОВАКА» такого периода, с точки зрения трудности его прохождения, не было никогда. Да, был 2010 год с обысками, арестами счетов, вызовами в очень компетентные органы, которые в Беларуси разбираются во всем, включая и социологию. Но по степени жесткости — такого не было никогда.

— Как вы это объясняете?

— Это микропроявление макроситуации. И, позвольте, я задам вам вопрос: а было ли что-то подобное в журналистике?.. А в гражданском обществе?.. В социологии такого не было никогда, ни в одном сегменте общества никогда ничего подобного не происходило. Причина — не сравнимый ни с чем уровень противостояния «общество — режим». Защитный рефлекс белорусского истеблишмента велик как никогда. Потому что уровень опасности для истеблишмента велик как никогда.

— Вы работали и работаете в разных странах, в том числе в России, Украине, Литве, Армении, Молдавии, Грузии. Сталкивались ли с чем-либо подобным, что переживает сегодня белорусская негосударственная социология?

— Никогда и нигде. И первое, что говорят коллеги: мы не понимаем, как вы выживаете. То есть что наше выживание — абсолютно уникальный случай. Например, Литва, 1991 год, события вокруг телебашни в Вильнюсе, стрельба и ОМОН. Мои коллеги сегодня вспоминают, как они тогда проводили опросы и как, мол, было трудно. Но, рассказывая это, они осознают, что стрельба была на территории небольшого района, а на остальной части страны протекала нормальная жизнь, и можно было нормально проводить опросы. А в Беларуси сегодня «стреляют» везде — я имею в виду, что соответствующие компетентные органы «приходят» везде.

— В России ситуация с социологией похожа на белорусскую? Ведь российская власть, как и белорусская, активно зачищает гражданское общество (вспомним недавнее закрытие «Мемориала), преследует оппозицию (Алексей Навальный в тюрьме). Социология также находится под давлением?

— Да, но там совсем иная степень жесткости по сравнению с тем, что происходит в Беларуси. Скажем, «Левада-Центр» признан иностранным агентом, но продолжает работать.

Социология в Россия технологически и профессионально сильна. Есть очень крупные и сильные социологические компании, в числе которых «Левада-Центр», ФОМ, ВЦИОМ и др. Во-первых, в России очень мощная социологическая традиция — достаточно назвать Питирима Сорокина, Юрия Леваду, Владимира Ядова (социолог перестройки, кстати, мой учитель). Во-вторых, именно через Россию в начале 90-х приходили самые современные, самые интенсивные западные контакты. Кстати, знаменитейший американский социолог Рональд Инглехарт работал в России.

— Я не ошибаюсь, вы бы­ли знакомы с ним лично?

— Да. Мы с ним много раз встречались, проводили опросы World Value Survey (Всемирное исследование ценностей), и моя первая поездка в Америку была по его личному приглашению.

Говоря о российской социологии, можно назвать Юрия Леваду, который, вообще-то, был моим учителем. Он организовывал обучение, приглашал множество западных специалистов. Нужно отметить еще и то, что Россия — более рыночная страна по сравнению с Беларусью, и это обуславливает развитие различных маркетинговых исследований.

Сегодня в России представлены все глобальные социологические службы с очень большим составом высокопрофессиональных специалистов. Есть и очень мощные региональные социологические компании.

И, наконец, самые топовые фигуры российского истеб­лишмента обладают совершенно другой культурой потребления социологической информации.

— Как бы вы определили отношение Путина к публикации своего низкого рейтинга?

— Конечно, он следит и, если угодно, переживает. Но это другая культура восприятия рейтинговых цифр. И заключается она в следующем: низкий, но опубликованный рейтинг имеет менее отрицательное влияние на общественное мнение, чем неопубликование рейтинга.

Факт непубликации в Беларуси социологических рейтингов — это и есть самый важный социальный факт относительно рейтинговой ситуации Путина и Лукашенко.

— Вы говорите, что в Беларуси не публикуются рейтинги. А как же исследования ECOOM?

— Есть такая вещь, как фундаментальное несовпадение индивидуального социального опыта граждан и данных, предлагаемых рядом структур.

— Александр Лукашенко в интервью Стиву Розенбергу (BBC) заявил, что за год его рейтинг вырос и сегодня превышает 90 %...

— Это одно из проявлений политически-коммуникативного стиля самого телевизионного лица о Беларуси. В этом нет ничего необычного — таких высказываний множество по вопросам экономики, коронавируса, внешней политики и т. д. Единство стиля в этом высказывании соблюдено полностью, и никаких отклонений нет.

— Исходя из данных, которыми вы владеете, что можно сказать о настроениях в белорусском обществе? Каковы геополитические ориентации?

— Если говорить о геополитических ориентациях, то можно говорить о понижении ориентации на Россию и снижении рейтинга Путина в белорусском массовом сознании. По-прежнему, количество белорусов, считающих, что Беларусь должна войти в состав России, колеблется на уровне 3–5 %. Учитывая, что мы много лет занимались этими исследованиями, динамики в этом вопросе нет. Эти данные также подтверждаются другими исследованиями.

Читайте нас в: