В Беларуси реализован уникальный пилотный проект при лечении онкобольных

Летом текущего года Минздрав Республики Беларусь завершил пилотный проект, в ходе которого препарат атезолизумаб для лечения немелкоклеточного рака легкого и уротелиальной карциномы закупался по схеме риск-шеринга.

О проекте, его нюансах и результатах рассказал «Коммерсанту» начальник Главного управления организации медицинской помощи Минздрава Республики Беларусь Алексей Щербинский.

Что такое риск-шеринг

По словам Алексея Щербинского, форматы этого механизма разные, но самый простой в администрировании и популярный — это формат финансово обусловленных механизмов.

«Пример выглядит следующим образом: государство берет на себя обязательство закупить 100 единиц (флаконов, упаковок и т. д.) препарата и получает какую-то скидку за этот объем, например, еще 20 флаконов бесплатно или уже по символической цене», отмечает специалист.

«Другой подход при реализации механизма риск-шеринга предполагает, что покупатель препарата, в данном случае государство, платит не за его приобретение, а за эффективность конкретного лекарственного средства. А если эффекта нет, то фармкомпания возмещает стоимость уже приобретенного препарата», поясняет Алексей Щербинский.

«Мы с вами берем определенную группу пациентов, например, десять пациентов, с каким-то заболеванием, приобретаем для них препарат, который может улучшить их состояние, и назначаем. Через какое-то время мы оцениваем эффективность лечения и видим, что пяти пациентам он помог и их состояние улучшилось — мы продолжаем закупать этот препарат для них. Остальным участникам группы он не помог, или их состояние ухудшилось — мы прекращаем давать им этот препарат, и компания, которая его нам продала, возмещает нам расходы на уже закупленный объем препарата для этих пациентов», говорит представитель Минздрава.

Как реализовывался проект в Беларуси

На первом этапе было необходимо найти заинтересованную фармкомпанию.

«У нас изначально было несколько предложений от разных фармкомпаний, был выбор. Другое дело, что, когда мы начали детально прорабатывать условия заключения соглашения, критерии оценки результативности терапии, не все оказались готовы к нашим условиям, к тому, что они могут недополучить какую-то прибыль. Изначально нас интересовали группы заболеваний с наиболее дорогой терапией, то есть орфанные и онкологические, в ходе отбора остановились на последних. В итоге мы заключили соглашение с производителем оригинального препарата с международным непатентованным названием атезолизумаб, который предназначен для лечения немелкоклеточного рака легкого и уротелиальной карциномы», рассказывает Алексей Щербинский о механизме выбора поставщика лекарства.

Другим этапом стал поиск пациентов, которые согласились бы участвовать в проекте.  

«Был сформирован отдельный приказ Минздрава, который четко определил критерии отбора и включения пациентов в программу, логистику и документальное сопровождение. Что для этого нужно сделать, как провести первоначальный отбор и уже на финише, как проводить анализ эффективности проводимой терапии. Это отдельное направление, отдельный блок документов был разработан, чтобы закрыть все возможные недопонимания сторон соглашения», отмечает специалист.

«Пациентов наши детализированные договоренности с фармкомпаниями мало касались, но они были информированы об условиях проведения терапии. Если препарат продемонстрировал эффективность, то мы обеспечивали продолжение терапии в течение необходимого времени. Нам пришлось достаточно много усилий потратить на внедрение проекта, наоборот, среди врачей. В том числе потому, что все это происходило в разгар пандемии COVID-19 и вначале программы мы видели недостаточные темпы реализации. Поэтому мы проводили и разъяснительную работу, и конференции, и совещания, главный внештатный республиканский онколог посетил каждую область, где обсуждались имеющиеся проблемы в реализации проекта: объяснял, инструктировал, подсказывал», рассказывает Алексей Щербинский.

Каковы результаты

«Изначально у нас было 600 человек, c помощью специальных анализов — исследования экспрессии PDL-1 — мы отобрали из них 100, для которых лечение выбранным препаратом могло оказаться эффективным. Все они получили по четыре введения препарата, после чего мы оценивали, каким был отклик на него. По результатам этой оценки проводили консилиум специалистов, которые уже принимали решение о том, есть ли смысл продолжать терапию атезолизумабом», рассказывает о ходе проекта представитель Минздрава.

Из 100 человек неэффективной терапия оказалась для почти 70% принимавших участие в проекте.

«36 пациентов «ответили» на терапию за отведенный срок, и мы продолжим закупать препарат для них уже просто за бюджетные средства, не заключая с фармкомпанией никаких дополнительных соглашений», пояснил специалист. Для большинства «мы не получили клинический эффект, который бы подтвердил целесообразность продолжения терапии».

«Мы считаем наш пилотный проект успешным и сейчас крайне заинтересованы в том, чтобы подобного рода направления реализовывались по другим болезням», говорит Алексей Щербинский.

«После моего доклада в Москве на конференции «Реальная клиническая практика. Современность и будущее» (Ред. – она прошла в конце сентября 2023 года) к нам стали обращаться компании, которые хотели бы попробовать поучаствовать в похожем пилоте с другими препаратами», отмечает он.

Читайте нас в: