Игорь ТЫШКЕВИЧ: Я не мог заснуть, потому что не слышал артиллерии

О поселке Ворзель узнал весь мир, после того как он стал постоянным фигурантом сводок боевых действий на территории Украины.

В нем две недели после начала войны жил постоянный эксперт газеты «Белорусы и рынок», аналитик Украинского института будущего белорус Игорь ТЫШКЕВИЧ. Как только удалось выйти с ним на связь, Игорь поделился впечатлениями о жизни на линии фронта и своей оценкой происходящего.

— Поселок Ворзель — это предместье Киева. У меня здесь квартира, в которой я и застал начало войны. Такие события мы с коллегами, в принципе, прогнозировали, но слово «война» как неизбежность прозвучало в корпоративном чате накануне вечером, когда мы оценили тактическую подготовку в Донбассе и вдоль украинских границ: отключение мобильной связи, подвоз боеприпасов и другое. А в четыре утра на украинские города стали падать первые ракеты.

Ворзель не попал под ракетные удары, но война была слышна уже в первый день. Дело в том, что аэропорт Гостомель находится в 7 км от моего дома. Поэтому звуки боя (там высаживался десант) слышали уже утром.

В Украине ввели военное положение. Люди сами следили за порядком, потому что полиция была занята другими делами. Началась жизнь прифронтовой зоны. А через два дня к поселку начали подтягиваться колонны российских войск, и наш регион оказался в эпицентре боевых действий.

До этого теоретически была возможность переехать в Киев, но потом передвигаться стало физически невозможно: российские солдаты стреляли по всему, что движется.

В поселке несколько многоэтажек и дома в частном секторе. Люди прятались в подвалах, некоторые оставались в квартирах, выбирая безопасные для ночлега места — подальше от окон и ближе к несущим стенам. В радиусе трехсот метров от моего дома сгорели три здания.

27 февраля в домах пропало элект­ричество. И, как следствие, отопление (газовые котлы управляются электрическими блоками) и вода (скважины работают на подкачке). Через два дня исчез и газ. В перерывах между проездами российской техники мы выходили на улицу и готовили еду на кострах. С водой помогали соседи из частного сектора. Собственными генераторами они качали воду из колодцев и раздавали людям. Техническую воду делали из талого снега. Связи почти не было. Несколько раз удалось словить связь с соседского телефона. Через знакомых передавал весточки жене, что жив.

Армия в поселке

Солдаты врывались в квартиры и первым делом разбивали всю технику, которая служит для связи, — компьютеры, телефоны. Забирали ценные вещи, а что не могли унести с собой, портили.

В пяти многоэтажных домах моего жилого комплекса оставалось сорок человек. За неделю убиты четверо. Ни один из них не погиб от случайного выстрела или взрыва. Все были застрелены. Один вышел покурить на балкон — его снял снайпер, второй выносил мусор, мимо проезжала колонна, и он им чем-то не понравился, третий контролировал подвоз хлеба и занимался гуманитарными вопросами — тоже не понравился. И еще одного застрелили по дороге домой. Поэтому уже со 2 марта утро начиналось с того, что все соседи проводили перекличку: кто жив, кому нужна помощь.

Мы понимали: если уже есть убитые, следующим можешь стать ты. К тебе в любой момент могут вломиться с автоматами или в твое окно прилетит снаряд, ракета или пуля. При этом на определенном моменте выработалась некая отрешенность — взрывы, звуки боя, которые слышались хоть с небольшого, но отдаления, не воспринимались как непосредственная угроза.

В мою квартиру два раза врывались автоматчики. Вроде как для проверки документов. Думаю, меня спас мой зоопарк — три кота и прибившаяся контуженая собака, которую я подобрал на улице. Наверное, посчитали, что какой-то сумасшедший с животными в квартире.

Эвакуация

Когда открыли зеленый коридор, мы не знали, стоит ли эвакуироваться. Ходили разные слухи. До нас дошли новости, что в Ирпене российские

войска использовали эвакуирующихся украинцев в качестве живого щита. Этого боялись все жители Ворзеля. Потом пришло подтверждение от украинских спасателей, что эвакуация организована Украиной и относительно безопасна.

В первую очередь эвакуировали детей, женщин и инвалидов, а мужчин последними. Я пришел к месту эвакуации, посмотрел и пошел домой. Решил, что на меня и мой зоопарк машин точно не хватит. А потом к моему дому подъехал сосед на своем разбитом автомобиле. Машина была со всех сторон прострелена крупнокалиберными пулями, стекла выбиты. Женщины с детьми опасались туда садиться. Сосед предложил: давай, заскакивай со своими питомцами. Троих котов я взял с собой, а собаку, к сожалению, забрать не смог, так как места в машине больше не было.

От Ворзеля до выезда на нейтральную территорию по шоссе Киев — Житомир около 12 километров. По дороге я насчитал восемнадцать расстрелянных гражданских машин. В каждой из них кто-то ехал, спасаясь от войны.

В Киеве

Сейчас я один нахожусь в офисе нашего института. Из Киева уезжать не собираюсь. На случай обстрела здесь есть подвал. Можно также прятаться в санузле и лифтовой. Когда звучит сигнал угрозы ракетных обстрелов, многие киевляне спускаются в метро и бомбо­убежища. Но мне спокойнее здесь. Каждый сам выбирает, где ему безопаснее.

Первую ночь в офисе я не спал. Может, прозвучит странно, но не мог заснуть, потому что не слышал звуков артиллерии. Когда твой дом находится в военной зоне, то тишина — это то, что напрягает больше всего: абсолютную тишину воспринимаешь как предвестника угрозы.

Днем я выхожу на улицу. Магазины работают, могу купить продукты. Плюс в Киеве меня встретили коллеги с кучей гостинцев. Спасибо им за переживания и поддержку. По сравнению с Ворзелем в Киеве я себя чувствую в невероятной безопасности.

Война объединяет

Киевляне устали, но сдаваться не собираются. Украинская нация может быть очень разъединенной, украинцы могут конфликтовать между собой в мирное время, но в условиях внешней угрозы они объединяются и с невероятной стойкостью защищают свою землю.

Война фактически создала украинскую политическую нацию. В мирное время процесс занял бы 15–30 лет. За это время Кремль смог бы провести пророссийскую силу во власть в Украине. Начав войну, Москва в один момент настроила против себя всех украинцев. Посмотрите, какие города обороняются: Сумы — русскоязычный город на востоке, Харьков — русскоязычный город, где руководство c 2014 года выступало за поиск компромисса с Россией. Посмотрите, что говорит мэр Одессы Труханов, которого украинцы обвиняли в сепаратизме. Сейчас он говорит: мы будем обороняться до последнего.

Читайте нас в: